Сегодня для нас давали "Броненосца Потёмкина". Знаете, я даже не думал, что моя суперская однокурсница К. такая яркая антисоветчица. Весь фильм она бойко и неустанно занималась контрпропагандой. На каждый убойный образ великого советского режиссера Сергея Эйзенштейна, она выдвигала свои, по-девичьи эмоциональные, но от этого не менее убойные контраргументы.
Честно признаюсь, я и сам подметил, что кое-где Сергей Михайлович и перегибал палку. Когда, например, в сцене расправы над бунтарями-матросами (они, как вы знаете, отказались принимать в пищу борщ с червями), появился священник с крестом в руках (мол, представитель РПЦ пришёл осветить своим присутствием расстрел непокорных), вид у батюшки был ещё тот. Я даже подумал, его, наверно, перед выходом на палубу где-то в трюме стукнуло током. Волосы на голове у батюшки стояли чудовищным дыбом. Крайне несимпатичный, пугающий своим видом персонаж, решил я. Ну, в смысле Сергей Эйзенштейн помог, конечно, мне так решить.
Ещё (за кадром) очень старался Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Фильм-то немой (1925 год) и сопровождающая (с 1927) картинку музыка этого великого советского композитора была единственным звуковым средством, помогающим нам проникнуться драматургией происходящего. Ну, чтобы во время просмотра, в нужных местах у нас тоже, как у священника, было всё дыбом и колом.
А помните сцену с детской коляской? Ну, когда находящийся в ней младенец очень одиноко катится вниз по ступенькам знаменитой одесской лестницы. "Боже!", - воскликнула моя однокурсница К. - "В ход даже дети идут!". Детей и женщин, Сергей Михайлович Эйзенштейн, скажу я вам, совершенно не жалел. На его потёмкинских баррикадах первой русской революции они гибли пачками.
